Музей
Запахи
Трудно представить все запахи, которые окружали рабочих химических производств. Хлор, фосген, хлористый водород, нефтепродукты, фенол, ацетон, метилметакрилат, синильная кислота, сернистый ангидрид, винилхлорид и многие другие химические соединения все время присутствовали в воздухе в разных сочетаниях и концентрациях. Иногда на заводах случались аварии, и город оказывался загазованным. Многие горожане уже по запаху могли точно определить, на каком производстве и даже в каком цехе произошла утечка. Некоторые соединения чрезвычайно вредны и опасны.
В настоящее время большинство вредных производств закрыто, поэтому воздух в Дзержинске стал намного чище. Однако, вблизи шламонакопителей по-прежнему можно ощутить те запахи, которые вдыхали работники химических заводов.
На пиролизном производстве около двадцати лет проработала моя родственница. Она каждый день вдыхала канцерогенные пары и умерла от злокачественной опухоли.
Шлам
Рядом с дзержинскими химическими заводами довольно много открытых резервуаров для отходов химического производства. Самые известные в народе называют «белое море» и «черная дыра».
Шламоотстойник «Белое море» — самый крупный в дзержинской промзоне, его размеры чуть меньше квадратного километра. Он был построен в 1973 году. Здесь фильтровали отходы, а фильтрат отправляли по каналу реки Волосянихи в Оку. В 2011 году на этот объект приезжал президент Медведев и обещал выделить деньги для ликвидации отстойников Дзержинска. С 2011 года прошло несколько громких судебных дел о растрате выделенных средств, но к рекультивации «Белого моря» и «Черной дыры» приступили только в конце 2018 — начале 2019 года.
Неподалеку от этого места прошло мое детство. Чуть южнее «Белого моря» был садовый участок, на который мы с родителями приезжали каждые выходные. Восточнее — кладбище, где похоронены мои прабабушка, бабушка и дед. Ближе к Оке — деревня, куда меня отправляли на лето.
«Белое море» неизменно хранит в себе тонны шлама, который спрессовался и почти превратился в камень. Пытаясь охватить взглядом это пространство
памяти, я обращаюсь к снимкам из космоса, откуда шламоотстойник выглядит ровным белым ромбом со скругленными краями. Меня завораживает его поверхность с биоморфными завихрениями и фракталами. Жидкость, которая растекалась и застывала, образовала причудливый рисунок.
Графит
Графитовые электроды нужны для производства хлора и других химических продуктов методом электролиза. Во время эксплуатации электроды разлагаются и накапливают высокотоксичные диоксины. Графитовые стержни сорбируют до 20% своей массы соединения свинца, хлора, серы, азота и другие вредные вещества.
Жители поселков, находящихся рядом с промзоной, обнаружили, что графитовые отходы горят в 2-3 раза дольше угля, и с 1960-х до конца 1990-х годов очень активно использовали их для отопления жилищ. По подсчетам экологов,
жители только одного из поселков ежегодно сжигали в печах около 400 тонн такого графита. Были времена, когда его можно было вполне официально выписать на заводе. Потом, когда стало известно его токсичное действие, графит стали отвозить на свалку. Но водители за небольшие деньги продолжали продавать его местным жителям. Куры, поклевавшие графитовую крошку, умирали. А жители поселков, сжигавшие графит, десятилетиями травились и страдали от болезней органов дыхания. В начале 2000-х годов большинство домов газифицировали, и необходимость топить печи графитом исчезла.
Ямы
Город Дзержинск появился на карте в 1930 году. Но еще долгое время большинство рабочих жили в барачных поселках: Калининском, Менделеевском и многих других. Некоторые из них имели экзотические названия, например, Соловки, где селились раскулаченные, или Фибролитовый, построенный из фибролитовых плит (смесь древесной стружки с цементным раствором). Был также Говенный хутор, там жили золотари. Рядом с каждым крупным заводом находился Аварийный поселок для начальства и инженеров, то есть тех, кто в случае аварии должен был немедленно прибыть на завод. Это были самые благоустроенные поселки с капитальными зданиями
и развитой инфраструктурой.
В одном самых крупных барачных поселков — в Ворошиловском — родились мои родители. В нем насчитывалось больше 10 тысяч жителей. Там были две больницы, две школы, роддом, морг, баня, клуб и даже музыкальное училище. Поселки были расселены в 1960-е, пропал с карты и поселок моих предков. Сейчас на его месте густые заросли, территория плотно заросла сорняковыми деревьями. От бараков не осталось даже фундаментов, но остались ямы, которые когда-то служили погребами.
Погреба были нужны не только для хранения продуктов — это было также убежище в случае бомбежки или химической атаки.
Клаус
В поисках информации об исчезнувшем Ворошиловском поселке я обнаружил аэрофотоснимок, сделанный немецкими шпионами в 1942 году. В подписях на снимке видно, что основным объектом интереса немцев были не заводы, которые производили химическое оружие, а Игумновская ТЭЦ, обеспечивавшая энергоснабжение всей промзоны. Мне попала в руки книга воспоминаний пилота Люфтваффе Клауса Фрицтше, в которой он подробно рассказывает о лагерях военнопленных, находившихся рядом с поселком. Пленные немцы работали на самых вредных и опасных участках, например, на производстве тетраэтилсвинца. Также они строили новые корпуса и налаживали оборудование, привезённое из Германии. Рядом с Дзержинском было три лагеря для военнопленных, два из них располагались в Восточной промзоне.
Я захотел уточнить местоположение этих лагерей и нашел электронный адрес Клауса. Я написал ему письмо, в котором отправил снимок, сделанный немецкими шпионами. К моему удивлению, Клаус ответил и прислал схему, нарисованную поверх карты советского времени.
В ходе переписки мы сумели точно выяснить расположение лагерей для военнопленных. В постсоветское время Клаус несколько раз приезжал в восточную промзону. Он прислал мне две фотографии. На одной из них он позирует на фоне строящейся казармы в 1946 году. Второй снимок был сделан в 2000-е годы: Клаус стоит на том же самом месте, только казарма превратилась в руины. Я надеялся приехать к нему в Восточную Германию, чтобы взять интервью, но в 2017 году Клаус умер. Он разрешил мне опубликовать нашу с ним переписку.
ГО
На каждом более-менее крупном советском предприятии обязательно были кабинеты Гражданской обороны (ГО), в которых проходили соответствующие занятия и просмотры диафильмов. На одном из дзержинских заводов я нашел несколько таких пленок. Значительная их часть была посвящена тому, как вести себя во время химической атаки. После 1945 года ожидание и страх войны были глубоко в подсознании каждого человека послевоенного поколения. Под некоторыми из цехов до сих пор сохранились большие бомбоубежища.
Один из моих дедушек работал инструктором, он регулярно проводил учения, на которых рабочим нужно было подготовить свое рабочее место, надеть противогаз и спуститься в бомбоубежище. Но занятия ГО были нужны не только, и может быть, не столько для того, чтобы суметь укрыться от нападения агрессора. Реальную опасность представляли и сами химические производства, на которых часто случались аварии и внештатные ситуации. Навыки, приобретенные на таких занятиях, были полезны для того, чтобы сохранить здоровье и жизнь.
Мутант
В окрестностях промзоны выросло огромное количество стихийных свалок. Сюда выбрасывают все: от бытового мусора и разрушенных стен цехов до бракованных партий различных производств и токсичных веществ разного класса опасности. Полигон бытовых отходов, расположенный неподалеку, несколько лет как закрыт. Теперь мусоровозы просто заваливают песчаные карьеры. В таких местах неизбежно возникают новые, неизученные формы жизни. Один из экспонатов — мутант, которому еще нет имени. На выставке он помещен в шлам «Белого моря» — свою привычную среду обитания.